омут. сендайский сквер. 7

Восьмое сентября. Преподаватель монотонно читает лекцию в 25-ой. Сидим во втором ряду. Средняя парта - моя, правая — Ильи. Два человека между нами. Я не знаю его, но будто где-то видела. Духота и воздух посыпан влажной охрой и тяжестью асфальта из окон. Тесная аудитория набита наивными первокурсниками. Тайком расстёгиваю заклёпки брюк. Я набухаю день за днём, не могу смотреть в зеркало. Пытка — сушить волосы стоя перед зеркалом. Запах палёных волос. Я сижу и пытаюсь втянуть в лёгкие воздух, которого нет. Всё высосали до меня. За одно дыхание до моего вдоха шестьдесят душ завибрировали своими ноздрями. Шестьдесят великанов дышат, опережая мои вздохи. За неимением ничего лучшего, смотрю по сторонам, пытаясь не зацикливаться нехваткой кислорода, взгляд опрометчиво падает на Илью. Профиль наплывает, искажается. Помутнение. Внутренности проваливаются, катятся по полу. Вместо них — его руки на мне. Чёлка Ильи слиплась и волосы намокли, капли беспрерывно сбегают по лицу, в такт движениям во мне. Мне нравится звук его стонов и сбившегося дыхания, открытый рот наслаждения, дрожь в теле, отдающаяся в моём. Солнце вверяет свои лучи стене — она служит опорой. Впервые мне снились телесные наслаждения наяву. С тех пор это стало навязчивой идеей. Хотелось подойти и поиметь его. Всего один шаг отделял от источника вожделения. Его мощность тупо ударяла в промежность, оставив стекающую где-то постыдную жидкость.

Впервые прогуляв пару, я поплелась домой после того, как закончились три из них, чтобы успеть прийти вовремя и установщику интернета не пришлось ждать. Хотя, что это? Меня никто никогда не ждал, поэтому постоянно приходить вовремя было обязанностью. Более того, я могла прийти за полчаса или час до назначенного времени. Лихорадочно накручивая себя возможностью опоздания, я приходила раньше и судорожно ждала, мысленно ёрзая на каждом шаге, который продумала и совершила, ввергая себя тем самым в паническое состояние. Конечно, люди всегда опаздывают на встречу с такой как я. Но была крохотная возможность того, что у них такая природа. Всё же, я ставила себе в вину их опоздания. Каждая дополнительная минута заставляла меня впадать в истеричную эйфорию.

Да. Конечно. Мне нравилось это.

Нравилось думать, что мною и моим временем просто подтираются. То, что я ничтожество я знала и без их опозданий, но надругаться, не приходя вовремя — вот в чём ключ эйфории. Задержав дыхание, я прислушивалась - казалось, что я закричу от напряжения или восторге.

Конечно, моя спешка была напрасной и в этот раз. Ко мне приехала маман и могла уладить все дела с установкой без моего присутствия. Но уже с самого начала решив, что университет ничего мне не даст и мы с ним будем барахтаться в разных слоях атмосферы, я наконец воплотила в действие то, чего хотела — прогуляла первую в своей жизни пару. Да, с этого дня всё и началось.

С установкой было довольно скоро покончено. Странно быть в интернете. Столько о нем мечтать, и вдруг окунуться в забвение. Не думать о том, как убить время. С интернетом всё проще - он автоматически его уничтожает. Бесшумно и безболезненно. Я любила забывать о себе, вести нескончаемые философские диалоги с анонимными (и не совсем) собеседниками. Конечно, я не была так глупа, чтобы приписывать себе те измышления, которыми я пестрела в интернете, и тем самым находить источник для самоутверждения. Нет. Я просто убивала жизнь, которую ненавидела и надеялась продолжать это до конца.

Почти сразу же я стала искать вышеупомянутую группу в той самой соцсети, которая оказалась закрытой. Странно, но через секунду мою заявку приняли. Я продолжала ждать. Просто ждать. И это было странно для меня самой, потому как я не знала, чего жду. Не прошло и минуты, как кто-то прислал мне заявку в друзья. Несмотря на то, что это было не имя, а механическое словосочетание не сочетаемых слов, я, не успев и прочесть его, мгновенно обрела торжествующее знание о том, кто это.

Но ликовать было рано. Я хотела играть. Ведь это - не нечто конкретное. Моя жизнь не стоила ничего и, стало быть, другая тоже. Почему я не могу делать с жизнью этого другого то, что посчитаю нужным? Рассчитывать и изощрённо детализировать я умела почти в маниакальной степени. Я знала, что этой заявкой Илья подписал себе приговор. Но знала ли я, что тем самым он подписал приговор и мне? Нет. То есть, я отмахнулась от интуитивных импульсов и стала нападать.

Сперва мне нужно было доказательство, что это действительно он и мои опасения о увлажнённых пальцах на ногах у метро не пустое, а существующее не только во мне состояние. Но нападение было двуликим и повсюду простиралось задымление отчаянного человека, готового принять спасение от сочувствующей руки. Но Илья не знал этого. Он видел то, что было очевидно. Писал: «гэта Ільля» - я пускалась скакать по комнате, отталкиваясь руками от стен; прямо, ввысь унося макушку головы, что-то кричала наобум.

Игра началась.

Лаконично отвечать без эмоциональной примеси. Выковывать из железа слов все свидетельства двусмысленности. Но железо рвалось на куски. Я не успевала замечать, как разрывы кричали о моём детстве, нашей общности, его взгляде. Разрывы нужны мне как и всё природное.

Нужно бежать. До Красного костёла мне добираться где-то около сорока пяти минут, менять один автобус на другой у института культуры. Я вспоминаю, что конечная сорокового — площадь Независимости и можно добраться без пересадок.

Город тонет в закате и дожде на остановке и дальше. Всю дорогу. Самый распластанный закат в моей жизни. Вобрав в себя влагу, парящую в воздухе, он усиливал надрыв. Людям хотелось кричать от восторга, свободы, впитавшейся в почву и взвинчивающую желания. Их ноздри и мои вшивали себе в грудь навязанное природной освобождение от засушливых дней. Всеобщее ликование не зависело от житейских невзгод, ибо было животным позывом, простиравшееся без разбора по каждому.

Вижу у дверей автобуса, проезжая улицу Короткевича, девушку, похожую на Любу. Она не отрывает от меня своих максимально расширенных глаз. Мы едем так до конечной. Меня пробирает смех, повторяю про себя её имя и спрашиваю, смотрела бы та, другая, на меня так же, поняла бы она моё чувство погружения здесь и сейчас, когда ноги увязли по колено в омуте. Хотела подарить этот закат. Не ей и не той девочке у входа, смотрящей на меня. Осознание этого потрясало как закат, отражавшийся в каждой крупице оконного стекла автобуса, считало поступью каждую нить вязаного свитера с горлом цвета бордо, скользило по атласу подкладки двадцатилетней рыжей кожаной куртки.

Что делал Илья? Могла ли я рассчитывать на то, что узнаю его мысли, действия, чувства в тот момент, когда я пересекала улицу Короткевича?

Через площадь Богушевича на пятьдесят третьем. Несколько мгновений до выхода. Он смотрит на капли дождя, не замечает закат. Всегда смотрит вниз. Долго ждал.

Здесь есть примесь. Инородное. Он не знает что. В силу щепетильного характера станет блуждать в дебрях мыслей, вспоминать. Неосознанно вспоминая на разговор перед выходом. Поток хлынет, обдав его руки в пятьдесят третьем изолированно от других пассажиров. Будет дождь. Чуть заметная усмешка от омута и дождя расплывётся в нём. Пятьдесят третий утонул в омуте - вид на театр и дождь.




Питерские бальные туфли пытаются не расплескать обрамления огарков заката в лужах. Я боюсь опоздать. Были пробки у института культуры и моё сердце рвалось вон из автобуса, окунуться во взгляд и остаться в нём. Навеки. В омуте.

Все ждут меня, облокачиваясь на потрёпанные слои краски лавочек. Первое, что я делаю, завидев их силуэты — это нахожу Илью. Перспектива скрывает его от меня за туей и это немного обезоруживает. Сколько бы я не пыталась незаметно изогнуть свой ракурс, фигура остаётся за деревцем и кустами у лавочек. Ничего другого не остаётся, кроме как дойти до места и обвести взглядом всех собравшихся, чтобы окончательно убедиться в присутствии нужных глаз. Мне и смотреть не нужно. Я чувствую его взгляд на мне, синхронно ловлю.

Сквозь арки и магазины столовой посуды группа волочет ноги, перебирая синкопы своего соседа, спорит шутя.

Сквер показался мне странным тогда. Какие-то нелепые годовалые саженцы на лужайках, наивное нагромождение камней. Но был мост и поглощающая зелень возле. Не расслышав названия и не слишком об этом беспокоясь, я не знала, что это саженцы японской сакуры. Меня всегда привлекала Япония, немного знала язык и на счету было одна влюблённая в меня японка, друзья, Кобо Абэ, Банана Ёсимото и с сотню японских исполнителей. Чёрт возьми, я знала о них почти всё, но была профаном, стоя у лавочки возле саженцев сакуры!

Илья силой сдерживал дистанцию между нами. Я сокрушалась о том, что для меня реплики разыгрываемой пьесы слишком сложны. Ничего не могла запомнить. Оболочка омута не терпела искусственных слов, восставала против запоминания, отвергала. Он простирал руки ко мне, хотел подойти забывшись. «Мне не нужна помощь» - я отвечала как всегда не фокусируя взгляд на чем-то конкретном. Стояли на площадке у фонтана. Опускал руки - я увеличивала расстояние между нами с помощью решительных шагов. Как во сне мы перебрались в густоту, на бамбуковый мостик. Неосознанно, но я ликовала, увидев потоки крошечного ручья, стекавшего под ним. Старалась не показывать чувства яростной радости. Смешение зелени и камней, сумеречной темноты ветвей всегда оказывает подобное действие на меня. Так было и тогда. И кто-то говорил и отвечал, а я ждала, смотрела, хотела ещё его взгляда. Ловить его и опустить глаза в ручей, не выдержав. Меня спрашивали о «Заводном апельсине» - заносчиво отвечала. Он усмехался на фоне, услышав мой голос, смотря в меня.

Ушли. Тропа по диагонали в цементной плитке. Фонари указывали путь.

Завтра утром мы едем в Анусино, просим купить алкоголь по случаю мероприятия в ближайшем магазине у Ильи. Не знаю почему. Я не вспоминала о своём страхе покупок. Может быть, он сам вызвался тогда. Мне было хорошо. Идти по тёплому Минску после дождя при свете фонарей и быть неразрывной с Ильей. Так мне казалось после нескольких часов смешения наших взглядов. Мы были одним целым, хоть и шли не бок о бок, а держали незыблемую дистанцию. Каждый ждал реплику другого. Я говорила немного и при подходе к Красному костёлу вспомнила о своей ничтожности. Думала о том, что мне показалось. Вместе с тем, мои ноги увязли по пояс.