вчера мне стало нестрашно
воскресенье, 30 августа 2020 г.
суббота, 29 августа 2020 г.
четверг, 27 августа 2020 г.
толстая тетрадь, агота кристоф
„От нас пахнет смесью навоза, рыбы, травы, грибов, дыма, молока, сыра, грязи, тины, земли, пота, мочи, плесени.“
„Мы решаем закалить свое тело, чтобы без слез переносить боль.
Сначала мы даем друг другу пощечины, потом бьем кулаками. Увидев наши распухшие лица, Бабушка говорит:
— Кто вас так?
— Мы сами, Бабушка.
— Подрались? Из-за чего?
— Не из-за чего, Бабушка. Не бойтесь, это только упражнение.
— Упражнение? Вы совсем спятили! Ну, если вам так нравится…
Мы стоим голые. Мы бьем друг друга ремнем. При каждом ударе мы говорим: — Не больно.
Мы бьем сильнее, сильнее и еще сильнее.
Мы держим руки над огнем. Мы режем себе ножом бедра, руки, грудь и льем спирт на раны. Каждый раз мы говорим:
— Не больно.
Через некоторое время мы действительно ничего не чувствуем. Кому-то другому больно, кто-то другой обжегся, порезался, мучается.
Мы больше не плачем.
Когда Бабушка сердится и кричит, мы говорим:
— Не кричите, Бабушка, лучше ударьте.
Когда она бьет нас, мы говорим:
— Еще раз, Бабушка! Видите, мы подставляем другую щеку, как в Библии. Ударьте по другой щеке, Бабушка.Она отвечает:
— Чтоб вас черт побрал с вашей Библией и с вашими щеками!“
„произносим слова все страшнее и страшнее.
Один:
— Дерьмо! Жопа! Другой:
— Выблядок! Стервец!
Мы продолжаем до тех пор, пока слова не перестают проникать в мозг, и даже не попадают к нам в уши.
Мы тренируемся так примерно по полчаса в день, потом идем гулять по улицам.
Мы подстраиваем так, чтобы люди нас оскорбляли, и замечаем, что наконец-то мы ничего не чувствуем.
Но есть еще слова из прошлого.“
„Он снова кричит:
— У меня нет огорода! Вы мне не нужны! И потом, вы что, не можете говорить нормально?
— Мы говорим нормально.
— Говорить в вашем возрасте «готовы проделать», это что, нормально?
— Мы говорим правильно.
— Слишком правильно, да. Мне не нравится, как вы разговариваете! И как вы смотрите на меня, тоже не нравится! Выйдите отсюда!
Мы спрашиваем:
— Есть ли у вас куры, сударь?
Он вытирает лицо белым платком. Он не кричит, он спрашивает:
— Куры? При чем тут куры?
— Потому что, если вы не располагаете курами, мы можем предоставить вам некоторое количество яиц в обмен на эти необходимые нам предметы.
Продавец смотрит на нас и молчит. Мы говорим:
— Стоимость яиц растет с каждым днем. Напротив, цены на бумагу и карандаши…
Он швыряет нашу бумагу, карандаши и тетрадь за дверь и орет:
— Вон отсюда! Не нужны мне ваши яйца! Забирайте все и больше не возвращайтесь!
Мы аккуратно подбираем вещи и говорим:
— Однако нам придется вернуться, когда закончится бумага и испишутся карандаши.“
„Мы начинаем писать. На раскрытие темы дается два часа и два листа бумаги.
Через два часа мы обмениваемся листами, и каждый исправляет у другого орфографические ошибки с помощью словаря и пишет внизу страницы: «Хорошо» или «Плохо». Если оценка «Плохо», мы бросаем сочинение в огонь и пробуем описать ту же тему на следующем уроке. Если отметка «Хорошо», можно переписать сочинение в Толстую Тетрадь.
Чтобы решить «Хорошо» или «Плохо», у нас есть очень простое правило: сочинение должно быть правдой. Мы должны описывать то, что есть, то, что видим, слышим, делаем.
Например, запрещается писать: «Бабушка похожа на ведьму»; но можно писать: «Люди называют Бабушку Ведьмой».
Запрещается писать: «Маленький Город красив» потому что Маленький Город может быть красивым для нас и некрасивым для кого-нибудь другого.
Также, если мы пишем: «Денщик добрый», то это неправда, потому что денщик может совершить злые поступки, о которых мы не знаем. Поэтому мы напишем просто: «Денщик дает нам одеяла».“
„Мы спрашиваем:
— Что вы хотите, чтобы мы принесли из еды?
— Что угодно.
— Козьего молока, крутых яиц, хлеба, фруктов?
— Да, да, что угодно. Мы спрашиваем:
— И одеяло? Ночью холодно, и часто идет дождь. Он говорит:
— Да, но только чтобы вас не увидели. И вы никому не скажете, правда? Даже матери.
Мы отвечаем:
— Нас не увидят, мы никогда ничего никому не говорим и у нас нет Матери.
Когда мы возвращаемся с едой и одеялом, он говорит:
— Вы очень добры. Мы говорим:
— Мы не хотели быть добрыми. Мы принесли вам эти вещи, потому что вам они совершенно необходимы. Вот и все.“
„Она заканчивает работу, складывает инструменты, потом встает перед деревянным крестом на колени, опираясь на пятки. Она складывает ладони вместе у живота, как для молитвы, но слышим мы в основном ругательства: — Дерьмо… сволочь… свинья… негодяй… будь проклят…“
„Вечером мы спрашиваем у Бабушки:
— А какой он был, наш Дедушка?
Она говорит:
— Как? Что? У вас нет Дедушки.
— Но раньше он у нас был.
— Никогда не было. Когда вы родились, он уже умер. Значит, у вас никогда не было Дедушки.
Мы спрашиваем:
— Почему вы его отравили?
Она спрашивает:
— Это еще что такое?
— Люди говорят, что вы отравили Дедушку.
— Говорят… говорят“
„Это была лучшая курица. Они нарочно взяли самую хорошую. Как раз во вторник я должна была нести ее на рынок.
Мы едим курицу и говорим:
— Очень вкусная курица. Мы будем так есть каждое воскресенье.
Каждое воскресенье? Вы с ума сошли? Вы разорить меня хотите?
— Мы будем есть курицу каждое воскресенье, хотите вы или нет.
Бабушка снова начинает плакать:
— Что же я им сделала? Вот несчастье! Они хотят меня убить. Бедная старая женщина, некому заступиться. Я этого не заслужила. А я с ними по-хорошему!
— Да, Бабушка, вы добрая, очень добрая. Поэтому вы нам по-хорошему будете жарить курицу каждое воскресенье.
Когда она немного успокаивается, мы добавляем:
— Когда надо будет кого-нибудь зарезать, позовите нас.
Она говорит
— А вам это нравится, да?
— Нет, Бабушка, как раз нам это не нравится. Именно поэтому нам надо к этому привыкнуть.
Она говорит:
— Понятно. Новое упражнение. Вы правы. Надо уметь убивать в случае необходимости.“
„Она спрашивает:
— Почему вы сразу же не помогли мне?
— Мы хотели посмотреть, как ты выпутаешься.
— Что я могла сделать против трех здоровых парней?
— Швырнуть им ведро в голову, расцарапать лицо, дать ногой по яйцам, кричать, вопить. Или убежать и вернуться потом.“
„Мы идем в бакалейную лавку, покупаем немного муки и берем, не заплатив, соль и сахар. Еще мы идем к мяснику, покупаем тонкий ломтик сала и берем, не заплатив, большую колбасу“
„Никто вам не поверит. Все, что она говорит, — ложь!
Мы говорим:
— Неважно, правда это или ложь. Главное — клевета. Люди любят скандалы.“
„Значит, вы знаете Десять заповедей. Чтите ли вы их?
— Нет, сударь, мы их не чтим. Никто их не чтит. Написано: "Не убий», а все убивают.“
„Вдруг нам становится трудно дышать. Мы открываем дверь погреба; высокая толстая женщина отталкивает нас, загораживает дверь. Она кричит:
— Вы с ума сошли? Сейчас нельзя выходить. Мы говорим: „Люди в подвалах всегда умирают. Мы хотим выйти.
Толстая женщина загораживает дверь. Она показывает нам свою нарукавную повязку Гражданской обороны.
— Я здесь командую! Вы никуда не уйдете!
Тогда мы кусаем ее толстые руки, бьем по ногам. Она кричит, пытается ударить нас. Люди смеются. Наконец, вся красная от гнева и стыда, она говорит:
— Идите! Убирайтесь отсюда! Невелика потеря!
На улице мы переводим дух. В первый раз нам было страшно.
С неба продолжают падать бомбы“
„Во время обеда Бабушка говорит:
— Интересно, зачем вам понадобилось ее убивать? Думаю, были причины.“
„Вам бы нужно жениться или хотя бы завести себе любовницу, чтобы отвлечь подозрения. Вам было бы нетрудно сделать так, чтобы в вас кто-нибудь влюбился. Вы красивый мужчина. И у вас грустный вид. Женщины любят грустных“
„Что вы хотите?
— Я хотел бы взять книги.
Женщина снимает очки, смотрит на Лукаса:
— Книги? С тех пор как я здесь, никто не приходил за книгами.
— Вы здесь давно?
— Уже два года. Я должна наводить здесь порядок. Я должна сортировать книги и выбирать те, что в списке.
— А что происходит потом? Что вы с ними сделаете?
— Я складываю их в ящики, их уносят и пускают под нож.
— В списке много книг?
— Почти все книги в списке.
Лукас смотрит на большие ящики с книгами:
— Какая у вас грустная работа.
Она спрашивает:
— Вы любите книги?
- Я прочел все книги у господина кюре. У него много книг, но не все интересные.
Она улыбается:
— Представляю себе.
— Еще я прочел те книги, которые есть в продаже. Они еще менее интересны.
Она снова улыбается:
— А какие книги вы любите читать?
— Книги из списка.
Она снова надевает очки и говорит:
— Это невозможно. Мне жаль. Уходите!
Лукас не двигается“
„Вам тоже когда-нибудь придется отвечать па вопросы. Я несколько раз присутствовал на ваших политических собраниях. Вы произносите речи, зал вам аплодирует. Верите ли вы искренне в то, что вы говорите?
— Я обязан в это верить.
— Но в глубине души — что вы об этом думаете?
— Я не думаю. Такой роскоши я себе позволить не могу. Страх живет во мне с детства“
„Сегодня я получила письмо. Официальное уведомление. Оно лежит на моем письменном столе, вы можете его прочесть. Там написано, что Томас реабилитирован, что он был невиновен. Я никогда не сомневалась в том, что он невиновен. Они пишут: «Ваш муж был невиновен, мы убили его по ошибке. Мы по ошибке убили несколько невинных людей, но теперь все будет в порядке, мы извиняемся и обещаем, что подобные ошибки больше не повторятся». Они сами убивают и сами реабилитируют.“
„Ты слишком много пьешь, ты выпил половину водки, которую я привезла. Если ты так будешь продолжать дальше, то станешь алкоголиком».
Я, конечно, не стал говорить ей о том, что за время ее пребывания я выпил еще шесть бутылок водки сверх тех бутылок вина, которые мы каждый раз открывали к столу.“
„Врачи предписали мне лекарства, но улучшения не будет, пока я не брошу курить и не буду делать упражнения. Но мне совершенно не хочется бросать курить. Впрочем, у меня вовсе нет воли. Невозможно требовать от алкоголика, чтобы у него была воля. Значит, чтобы мне бросить курить, мне нужно сначала бросить пить.
Иногда мне приходит в голову мысль, что надо бы бросить курить, и тут же зажигаю сигару или сигарету“
„В Маленьком Городе почти ничего не происходит. Иностранные знамена исчезают с общественных зданий, портреты руководителей тоже. Через город проходит процессия со старыми знаменами страны, люди поют бывший государственный гимн и другие старые песни, которые напоминают другую революцию, прошлого века.“
„Однажды вечером мальчик приходит домой с разбитыми и опухшими губами. Он не может есть. Лукас ни о чем его не спрашивает, он понемногу поит мальчика молоком, потом кладет на кухонный стол носок, набитый песком, острый камень и бритву“
„Он все время повторял: «Мне надо было это сделать, надо было ее убить, это была единственная возможность написать книгу». Присяжные сочли, что нет такого права убивать человека только потому, что он мешает вам написать книгу. Они заявили, что так слишком просто: выпить несколько рюмок, убить почтенного человека и выйти сухим из воды“
„Я знаю, что умру, Петер, но я не понимаю. Вместо одного трупа, трупа моей сестры, будет второй, мой труп. Но кому нужен второй труп? Богу наверняка не нужен. Зачем ему наши тела? Обществу? Оно получило бы книгу или несколько книг, если бы оставило мне жизнь, вместо того чтобы получить лишний труп, который никому не принесет пользу“
„траву. Все вокруг старое и гнилое — кресты, деревья, кусты, цветы. Мой брат ковыряет тростью землю, оттуда выползают белые черви.
Брат говорит:
— Не все умерло. Они — живы.
Черви копошатся. От их вида меня охватывает тошнота. Я говорю:
— Если подумать, жизнь любить нельзя.“
„Я слышу вдалеке шум моторов. Интересно, почему люди ездят на машинах даже ночью? Куда они едут? Зачем?“
„Я разомкнул ее руки, обнял себя ими, прижался к ней и лежал так, без сна, до утра.“
„Я боюсь, боюсь ехать в дом, где обо мне позаботятся, где меня спасут. Мне нужно уехать отсюда. Я думаю о том, куда я могу уехать.“
„Брат говорит:
— Мои дети не играют.
— Что они делают?
— Они готовятся прожить жизнь. Я говорю:
— Я прожил жизнь и ничего не нашел“
„Передо мной останавливается старик, он просит сигарету. Я даю ему сигарету и огня.
Он стоит передо мной, курит.
Через некоторое время он спрашивает:
— Так ты убил его? Я говорю:
— Да.
Старик говорит:
— Ты выполнил свой долг. Это хорошо. Немногие делают то, что надо.“
„Мать постоянно упрекает меня за то, что я бросил школу:
— Лукас бы продолжал учиться. Он стал бы врачом. Знаменитым врачом.
Когда в нашем старом доме протекает крыша, Мать говорит:
— Лукас стал бы архитектором. Знаменитым архитектором.
Когда я показываю ей свои первые стихи, Мать читает их и говорит:
— Лукас стал бы писателем. Великим писателем.
Я больше не показываю ей свои стихи, я их прячу.“
головокружения, в. зебальд
„В – это местечко Бар. Три буквы С в правой верхней части рисунка обозначают пушки крепости, которые обстреливают точки L, L, L на дороге, тянущейся по верху крутого склона Р. Буквой Х отмечено место внизу, в пропасти, где лежат лошади, что, в ужасе оступившись, рухнули вниз – и их уже нельзя было спасти; Н означает Анри (Henri), позицию рассказчика. Конечно, когда Бейль действительно был в той точке, он видел происходящее иначе, поскольку в реальности, как мы знаем, все всегда по-другому“
„Для него, пишет Бейль, стало глубоким разочарованием, когда несколько лет спустя, перебирая старые бумаги, он наткнулся на гравюру под названием «Prospetto d’Ivrea» и вынужден был признаться себе, что картина лежащего в закатных лучах города из его якобы собственных воспоминаний представляет собой не что иное, как копию этой самой гравюры. Потому и не следует, советует Бейль, приобретать гравюры с хорошими видами на встреченное в пути“
„Дни напролет проводя в погоне за обмундированием, семнадцатилетний драгун таскал повсюду свою эрекцию, однако расстаться с привезенной из Парижа невинностью решился не сразу. Имя, как и лицо, той [5]donna cattiva, что ассистировала ему при этом, впоследствии он предпочел более не вспоминать. Мощное ощущение, пишет он, стерло в нем все воспоминания“
„Во всяком случае, именно в те осенние недели он принял решение стать величайшим писателем всех времен. Реальных попыток, ведущих к исполнению мечты, он, правда, не предпринимал, пока разложение империи не стало вырисовываться явно, и настоящий прорыв в литературе удался ему лишь в книге «De l’amour»[6], которую он написал весной 1820 года, подведя своего рода итог предшествующих лет, столь же исполненных надежды, сколь и несчастливых.“
„Или же вы готовы поверить, добавила, как пишет Бейль, мадам Герарди, будто Петрарка был несчастен оттого лишь, что ни разу в жизни не пробовал кофе?“
„молча выкурил еще одну сигарету и, уже потушив ее, будто удивляясь всей своей прожитой жизни, повторил последнее слово – «аргентинские», вероятно казавшееся ему слишком уж экзотическим. Думаю, еще бы чуть-чуть и мы бы с ним оба в то утро научились летать – по крайней мере, лично я освоил бы навыки, необходимые для падения в пропасть. Но мы всегда упускаем самые благоприятные моменты“
„ужас. Эрнст еще раз остановился и обернулся к черной собаке, которая теперь неподвижно, молча стояла в полуденном свете. Может, надо было просто ее выпустить. И тогда она, вероятно, послушно бежала бы рядом с нами, а злой дух вышел бы из нее и отправился на поиски другого хозяина среди обитателей Критцендорфа или вселился бы во всех его обитателей сразу, и никто из них более не смог бы удержать ложку или вилку.“
„Вне всякого сомнения, судебное производство в те времена – да и позднее тут немного что изменилось – занималось в основном регулированием любовного инстинкта, и среди изрядного количества вяло грезящих под свинцовыми крышами арестантов нашлось бы немало ненасытных подобного рода, чья жажда раз за разом приводила их в ту же точку“
„обращается к поэме Лудовико Ариосто «Orlando Furioso»[15], составляя запрос по системе наподобие sortes virgilianae[16]. Сначала он записывает вопрос, на который ищет ответа, затем из чисел, исчисленных по словам, составляет перевернутую пирамиду, а потом, трижды совершив операцию по вычитанию числа 9 из каждой пары цифр, получает первую строку седьмой строфы девятой песни «Orlando Furioso», которая звучит так: «Tra il fin d’ottobre e il capo di novembre»[17"
» Я пошел через площадь к отелю. Вокруг ни движения. Все лежало в своих постелях“
„предназначались здешние квартиры. В особенное волнение меня ежегодно приводило поедание поминальных хлебцев, которые Майрбек выпекал специально к этому дню, в количестве не меньшем и не большем, чем по одному на каждого мужчину, каждую женщину и каждого ребенка. Хлебцы были из сдобного теста и настолько малы, что легко помещались в кулаке. Укладывали их рядами по четыре штуки. И обсыпали мукой. Помню, однажды мука, оставшаяся у меня на пальцах после того, как я съел такой хлебец, представилась мне своего рода откровением, и вечером того дня я долго еще рылся деревянной ложкой в мучном ларе, стоявшем в спальне бабушки и дедушки, в надежде раскопать скрытую там, как я думал, тайну.“
„Мне казалось тогда, будто лишить себя жизни и вправду можно посредством одних только раздумий и размышлений. Хотя я закрыл окна и помещение слегка прогрелось, мои руки и ноги по причине полной неподвижности все сильнее немели и леденели – до такой степени, что, когда вызванный мною кельнер принес в номер бутерброды и красное вино, сам я являл собой нечто среднее между уже погребенным и выставленным для прощания усопшим, который, пусть молча, но способен еще испытывать благодарность за поднесенные возлияния, будучи сам, однако, не в состоянии уже принять ни капли.“
воскресенье, 23 августа 2020 г.
самый крутой момент сегодняшнего дня - это когда мы шли возле главпочтамта по проезжей части среди нескольких сотен тысяч человек и нашли двухрублевую монету на асфальте. тут же илья стал кричать "ЧЬИ ДВА РУБЛЯ?!" окружающие с хохотом предложили вызвать милицию, положить в ячейку или сдать в метро в бюро находок
четверг, 20 августа 2020 г.
воскресенье, 16 августа 2020 г.
пятница, 14 августа 2020 г.
понедельник, 10 августа 2020 г.
все учителя, которые сидели в комиссиях, уебища, которые будут гореть в аду
со мной все хорошо. ничего не работает. чудом получилось зайти на таблер. с 15:00 до 18:10 стояли в километровой очереди к участку. все (вплоть до 80-летних бабуль с тросточками) с белыми лентами и в белых одеждах. когда наша очередь пришла, то произошел конфликт, т.к. люди стали жаловаться, что не все успеют проголосовать. независимые наблюдатели обошли всю очередь и предупредили держать ручки, телефоны для фото, паспорт наготове. складывать гармошкой бюллетень не в кабинке (которых было 3), а выйдя из нее. когда нас впустили в кабинет (размером в 20 кв. м.), то в нем находилось уже человек 50, все в растерянности постепенно выстраивались в очередь уже к самим кабинкам. на кабинках были ШТОРЫ. прядя домой, мы тут же врубили “перемен” и вольского, весь соседний дом делал то же самое, прохожие и люди из параллельных окон махали мне руками.
к восьми мы были возле своего участка в ожидании результата подсчета голосов. людей становилось все больше. независимых наблюдателей выгнали из здания и мы узнали от них, что по подсчетам сугубо людей, которые пришли в браслетах - более 60% проголосовали за тихановскую и где-то 10-15% пришли в белой одежде и складывали бюллетени гармошкой. человек триста ждали и заполонили весь двор квадратного десяти или двенадцатиэтажного здания, откуда есть только один выход. к десяти пришли независимые наблюдатели из соседнего участка. комиссия там посчитала правильно: 75% за тихановскую и 4% за лукашенко. как только нам сообщили, что в новой боровой также посчитали правильно - 85% за тихановскую, раздался вопль, что к нам подъезжает омон. 15 человек стали у входа, говорили, чтобы мы расходились, т.к. мы уже увидели результаты. в ответ люди, понимая, что их 300 против 15, говорили, что никаких результатов еще нет. тогда глава омона сказал разойтись и маленькими группами прийти через час, когда результаты были известны. в ответ люди кричали: “чтобы вы нас поодиночке в автозак затолкали?” “как вы будете спать?” “неужели нельзя посчитать правильно?” “хотя бы один раз будьте людьми!”
люди решили не расходиться, а идти медленно всей колонной вдоль улицы воронянского до кавальской слободы и назад. дойдя до магазина, мы остановились. где-то через 10 минут на нас побежал омон. потом оказалось, когда мы стали нырять во дворы как попало, что они бежали не к нам, а в свой разваленный бусик, который стоял чуть дальше от магазина. кто-то стал говорить, что их всех направляют в центр, т.к. омона там не хватает и твориться там неизвестно что с применением шумовых гранат и слезоточивого газа. вместо этого приехал другой автобус с обычными милиционерами. они остановились прямо возле нас, никого не трогали. моя коллега оля, которая была независимым наблюдателем в районе ангарской, позвонила мне - у них в школе было два участка и результаты были 64% и 65% за тихановскую. люди там так же ждали комиссию, чтобы поблагодарить за эти цифры, несмотря на это комиссия сбежала через черный вход вместе с омоном.
тут появилась независимая наблюдательница из германии. она сказала, что в кабинете стали раскладывать стопки возле фамилий претендентов на пост главы государства. у тихановской стопка была раз в шесть больше, чем у лукашенко. в тот же момент глава комиссии разделила стопку тихановской на две и большую часть переложила к фамилии лукашенко. независимая наблюдательница спросила, что глава комиссии делает? в ту же секунду первую лишили аккредитации и выгнали на улицу со словами “вы мешаете работе комиссии”. как только рассказ закончился (мы стояли в 50 метрах от квадратного двора), послышались вопли. весь дом гудел. мы подумали, что это звуки победы. но уже подходя все стало ясно: наблюдателей выводили под конвоем омона. и если вы понимаете, как станет гудеть огромный десятиэтажный квадратный дом, если все его жители откроют окна и около 200 человек пришедших подхватят вопли, то вы все поймете. кричали “позор”, “вам не стыдно?” “как вы будете спать?” “ФУ!!!” “ это ваши последние дни на воле!” мне удалось узнать от независимого наблюдателя сфальсифицированные цифры - 1267 за лукашенко и 200 за тихановскую. кто-то призывал выдвинуться колонной на стеллу, где сейчас творилось неизвестно что. в этот же момент омон стал охотиться на собравшихся, в наше направление их побежало человек 10. нам удалось скрыться где-то через 500 метров во дворах. шли через них же до самого дома. на улицах не было ни одного человека (было примерно час ночи) но как только мы открыли квартиру, то раздались звуки из нашего и соседних дворов “ЖЫВЕ БЕЛАРУСЬ” “ВЕРЫМ! МОЖАМ! ПЕРАМОЖАМ” весь дом кричал и свистел. я крикнула “10-го августа все на площадь!” мне ответили “ХОРОШО!”
мы легли около четырех. всю ночь снились концлагеря, бегущий омон и люди. парни и девушки перекатывались задавленные автозаками. я все время ползла по металлическому забору или бежала
среда, 5 августа 2020 г.
список того, что нужно сделать до начала осени
- научиться вязать всякие старушечьи штучки;
- дойти до числа 50 в списке растений, находящихся в моей квартире;
- научиться стрелять и перезаряжать все виды оружия, чтобы с чистой совестью выдвинуть свою кандидатуру в качестве добровольца в минуту приведения в исполнение смертной казни этого ублюдка через расстрел
Подписаться на:
Сообщения (Atom)