Духота моего тела в оболочке. Жаркие дни начала сентября. Я хочу ходить в укороченных кашемировых свитерах и твидовых брюках, походить на битника, что и делаю. На улице солнце испепеляет воздух, доводит до тридцати градусов.
Нервозно опухла, чрезмерно ем, не думаю. Сижу на кухне. Клацаю кнопки вдоль тачпада. Ждать пока установят интернет ещё несколько дней. Все эти дни пройдут по закономерному сценарию прокрастинации, апатии, просмотру пустых фильмов. Настолько пустых, что я добавляю этот аспект по инерции, ибо не помню ничего из того, что было после учёбы. Только чувство таяния мозга в отяжелевших от пищи внутренностях. Неудобство настолько велико, что ты не можешь думать о чем-то другом, кроме как о затруднении дыхания. Приём, который я инстинктивно стала познавать и внедрять в свою жизнь только с приходом первых университетских дней. Но мысли, которые я хотела подавить, ножом врезались в сознание, повисали ошмётками на вершинах сгруженной еды в моём желудке. Иногда они были детскими, наивными, иногда нигилистическими. Но мне было почти плевать. Я не хотела их. Растение-я хотело лишь дышать из последних сил, в изобилии удобрений в почве своего вазона. Это продолжалось два месяца. Среагировав на изменение среды, пересадку, таким образом, я даже в передвижениях источала данное состояние - не хотела выходить из комнаты, квартиры, оставалась дома в учебные дни, молила о возможности зарыться ещё глубже. Мои корни были оголены и хотели внутрь. Так я чувствовала себя. Пристыженная своей наготой, я тащилась на пары. Иногда.
В этот день нас собрали в зале. Писали тесты по английскому, чтобы определить наш уровень, зачислить в соответствующую группу. Сдавая, я знала точно, что мы подойдём к столу в один и тот же момент. Медлительная по натуре, я сдала одной из последних. Илья впервые обратил на меня прямой, ничем не прикрытый взгляд. Постояв мгновение, сверля взглядом, он прошёл мимо, ссутулился. При ходьбе на его фигуру всегда что-то наваливается. Смоляные брови густы, в глазах растворилась внушительная порция чёрного чая, русые волосы. В нашей местности не было людей подобных ему. Мне нравилось что-то животное во взгляде. Меня не покидало чувство, что я его видела где-то. Давно. Мне хотелось кричать об этом, но что я могла тогда?! Даже в тот момент, когда на меня находили моменты того, что он чувствует тоже самое и взгляд в мою сторону оправдан именно этим, я не могла поверить, винила себя в том, что чрезмерно себя утомляю мыслями в стенах университета, когда источник еды недоступен и наступают моменты свободы моего рационального и интуитивного огулом.
Я познакомилась с Н. Именно в этот день. До английского. Она храбро повела меня на нижний этаж, чтобы спросить у тех.персонала, где здесь уборная. Я же, все эти дни думала, что лучше умру, чем осмелюсь спросить. Сейчас я знаю, что её поступок исходил лишь из желания не допустить во мне и мысли о том, что она испытывает трусливые позывы соизмеримые с моими. Я не знала её, но лёгкий налёт предчувствия всё же был.
Далее нас ждал Александровский парк. Наш спор начался уже по дороге туда. Впервые услышав человека-оппозиционера, человек-растение рьяно отстаивал своё мнение. Мнение, взросшее на популизме, источаемого говорящим ящиком нашей провинциальной гостиной. С десять минут помолчав, обдумав деградацию каждой из сторон, бросив в сторону «Блять! Что за тупая пизда?!», мы начинали вновь. Так продолжалось в течение трёх часов. Выйдя оттуда непреклонными, каждая для себя решила, что более никогда не скажет ничего той, другой, кроме «привет/пока». Так началась самая большая дружба моей жизни. Будет оставаться таковой и далее.
Комментариев нет:
Отправить комментарий