Пятнадцатый день сентября только ввалился на порог, облизав языком городскую пыль, листья деревьев. Бессонная ночь и хочется съесть ночной воздух, смять полостью рта берёзовые стебли, нависающие у окна по ту сторону, вдохнуть фонарный свет в лёгкие. Пишу я или пишет Илья – приветствие, отправленное в два конечных пункта в одно мгновение, вмещая увиденное этой ночью – монотонный оттенок примирения.
Был день. Возвращение домой, взмокшее от жары тело. Его вопрос, ожидающий несколько минут ответа — была ли я сегодня на проспекте Дзержинского?
Язвительная усмешка успешного завершения очередной партии. Он принимаешь незнакомых темноволосых прохожих за меня – я принимаю русоволосых прохожих в чёрных ветровках за него. Но молчу. Лишь только кажется всякий раз, что будет сердечный приступ.
Я хотела смотреть «Хиросиму, мою любовь». Хотела, чтобы фильм изменил мою жизнь. Случилось:
Я встретила тебя. Я помню тебя. Кто ты? Ты меня разрушаешь. Ты принёс мне радость. Как можно было сомневаться, что этот город сшит по лекалам любви. Как можно было сомневаться, что ты сделан по размерам моего тела. Ты мне нравишься. Какое событие. Ты мне нравишься. Какое внезапное торможение. Какая мягкость. Ты сам не знаешь. Ты меня разрушаешь. Ты принёс мне радость. Ты меня разрушаешь. Ты принёс мне радость. У меня есть время. Прошу тебя, поглоти меня.
Не знала, как оправдать снявших фильм, посмевших говорить моими словами будущих мгновений. Заходила в магазины, спрашивала его наличие. В ответ звучало недоумевающее «нет». Я хочу дарить его тебе на твоё восемнадцатилетие, но что-то не выходит. Всё больше разочаровываюсь и не знаю, где искать. Всё так же у меня в рюкзаке гниют двести тысяч на покупку в честь тебя. Я мечтала подарить тебе фильм в осязаемом виде.
И было ожидание субботы, и мои слова: «Да какая разница где?!» Прошу рассказать о себе – звучит совсем не то – липкая уязвимость всюду, куда я пытаюсь ступить. Илья не дал мне выбора, когда я пыталась начать вести настоящую игру на равных. Что оставалось мне, кроме как идти напролом с дьявольской усмешкой на устах? Скупость слов отталкивает. Но что остаётся, если развивать эту мысль далее, если думать о том, что Илья был бы несносен и пуст, если бы говорил хоть на одно слово более того, чем говорил в те дни? Я ненавижу и нахожусь в омуте. Илья заводит разговор о снах. Говорю, что лучше их не видеть, но если хочет он, то нужно спать натощак, про себя думая, что не совершаю такой оплошности.
«Всё это мелочи. Ты боишься меня ещё больше, чем я тебя» — было брошено в вечер пятницы. «Ты сомневаешься, а я из-за этого выигрываю» — он осознает, но прячется за недоумением. Неизвестно для чего. Всё ясно и сценарий лежит на моём мнимом столе, заученный вплоть до расположения запятых в каждой строке. Жуткая злость во мне – я не получила сегодня дозу, доходящего порой до осязания, аромата твоих духов, не словила на ходу. Прикрыла глаза в возбуждении в преддверии удовольствия и не ощутила ничего. Дымка спала, но вместо пустоты там был Илья. Тот же, до боли знакомый Илья. И омут не высвободил из себя меня, и потоки не ослабли. Но я пишу, сокрушаясь потом, интимное: «Ты опоздал и от тебя не исходил запах духов». Илья не справляет службу в честь своей заслуженной победы надомной. Лишь хочет верить, что это то истинное и я действительно жалуюсь на утрату чего-то весомого. Не могу, не могу, не могу осознать правду: моя промежность становится влажной от духов или Ильи.
Помню. Пепельный день, расползшийся по стенам, застланными обойными блёстками, исподтишка разгорающиеся по всему периметру серебряными маяками. И был стол, и предчувствие его подношения мне – доброе утро. Осуждаю, чтобы нельзя было прочесть в моих словах взаимность:
— Тогда не остаётся ничего. Мне нужен контакт с тобой хотя бы здесь.
—Ты без меня жить не можешь? – я отвечала.
— Мне хочется контактировать с тобой.
— Зачем?
— Не нужно это вербализировать.
— Как хочешь.
— Не сейчас.
Сейчас. Уже. Интрига лишь вынашивает во мне желание неохотно, но достичь предела. Это ленивое достижение цели, оттягивание неминуемого триумфа есть самое сладостное, что можно познать. Скрепя сердце, окунусь в омут Ильи — будет вечная цель на горизонте.
Меж тем, спор о встрече всё более затягивался, перенося разговор в слои повседневных вещей, давая мне право осознавать, что даже разговор о встрече один на один перевоплощает моё лицо в бурое месиво. Вспоминаю о реальности, запуганной и униженной оболочке. Нарочито мутно объясняет как дойти до интерната. Пытаюсь выпутаться из сетей карты Минска, найти проход от вокзала. Ничего не выходит и я умираю в каждом мгновении от страха нашей встречи.
Комментариев нет:
Отправить комментарий