кровяные сгустки.

больше года я была уверена в том, что именно прабабушка виновна в том, что дядя погребен заживо или одной ногой стоит в гробу. она желала ему смерти и, зарабатывая себе на жизнь большей частью ворожбой, как только очутилась в аду сама, то стала тянуть его с собой, бесконечно предвещая это еще при жизни. мой дядя сейчас - сущий скелет, весом в пятьдесят пять килограмм с отказавшими органами, выпавшими волосами и провалами в памяти. мне говорили, что ни один мужчина в нашей семье не может дожить до пятидесяти. есть два развития событий - убежать или покончить жизнь самоубийством. и тем и другим со всем упоением занимались мужчины нескольких поколений моей семьи. 

эта суеверная чепуха поглощала мои мысли, не оставляя места для инверсии. я все еще блуждаю в данных квазирелигиозных представлениях, продолжая себя убеждать в том, что именно я виновна в смерти как своей прабабушки, так и в пока еще призрачной смерти своего дяди. они были теми, кого я ненавидела с самых первых дней. все это время желала им смерти именно я. все более довлеющая шизофреническая стадия моей прабабуленьки очищала ей путь в миры грёз. она безропотно шла в данном направлении все глубже и глубже, с тех пор, как мне исполнилось пять. неизлечимая болезнь сетчатки глаз, ослепившая ее с шестнадцати лет, была только на руку растворению прабабушки в иррациональных потоках. но на поверхности оставалась оболочка, ничтожная оболочка типичного скорпиона. если отбросить проклятия и упреки, которые сыпались из ее рта, исполнявшего функцию водопада, то оставались истории нашей семьи. истории, пропитанные похотью и кровью,  трупными пятнами. начинала она всегда невзначай, якобы между дела задавая мне вопросы. заканчивалось это схожим образом, будто бы ничего не произошло и шестилетнему ребенку стоит знать о своих абортированных двоюродных прапрабабушках. я была более чем не против. и тот случай, когда я набросилась на нее, желая убить, также показателен в этом плане. мне было девять и она задела мое самолюбие. в нашей семье не любят прикасаться друг к другу. это немыслимо и не принято в нашем кругу. дистанция всегда должна быть соблюдена. когда наступал момент прощального и приветственного поцелуя, то иллюзорно каждая сторона ощущала на себе петлю виселицы. прошу, вообразите себе состояние моей прабабушки, когда она почувствовала удары шваброй, направленные мной сразу по нескольким местам ее тела - косвенное, но прикосновение.

в противовес этого, или же в качестве компенсации за вышеупомянутую щепетильность, моя семья лелеяла память о самых мрачных и деструктивных историях жизни наших предков. 
место истоков. женщины сохранили лишь имена себе подобных. к примеру, я точно знаю, что мою прапрапрапрапрабабушку звали фрида, но не знаю в точности, как звали прадеда. все женщины каким-то образом имели отношение к риге. в устной хронике представлены энциклопедические вопросы, на которые нужно давать ответы тут же, не задумываясь. одним из них был ответ на вопрос, представленный в форме диалога: 
- так значит, предки были латышами? 
- нет. они из риги. 
- но рига - это ведь латвия!
- нет, они рижане.
не оставалось ничего иного, кроме как недоумевать - почему они не хотят говорить "немец", если все и так очевидно, учитывая имена самых дальних моих бабушек с бесчисленными приставками "пра"?! этот немой вопрос проносится сквозь года, в сплетении с различными примесями в виде курчавых рыжеватых волос и выпуклых глаз. 
в конце девятнадцатого века основная линия моей семьи переехала в район волги. теперь это место проскальзывает в учебниках истории в главе про "область поволжских немцев, которые в первую очередь подверглись раскулачиванию". усугубление дурачества - все мои предки утопали в ебливом скотстве. я знаю все подробности девяти абортов своей прапрабабушки и одиннадцати выживших ублюдков, скончавшихся от тифа или сахарного диабета. прапрабабушка прыгала с крыши своего дома, чтобы избавиться от очередной угрозы рождения. неудачно извергнув из себя ненавистную материю зародыша в девятый раз, она была не в состоянии идти на незатейливое вместилище плодов ее желаний (слишком большой был срок), располагавшемся на участке за домом - приказала моей десятилетней прабабушке (она была первенцем) сделать это самой. представляя это, мне всегда мерещится слизь и кожа землистого оттенка, вперемешку с кровью. моя прабабушка всякий раз смаковала кадр "движущейся земли" - ребенок был жив, когда она уходила, присыпав его землей.
моего прапрадеда раскулачили и увезли в неизвестном направлении. но если вы думаете, что ему пустили пулю в лоб или сердце, то вы ошибаетесь. "тройкам" нужны были латыши, и тут мой прапрадед должно быть вспомнил, что с лихвой может сойти за такового. он стал чекистом, а его семья живых мертвецов - обладателем барака в центре питера с пайком, вобравшим в себя приличные порции красной рыбы. в тридцать шестом он купил дом в бешенковичах. причины остаются неизвестны. как только они переехали, к прапрадеду нагрянули люди с целью сопроводить его в "санаторий". закончилась целая эпоха разъездов моей семьи из одного места в другое - вот и все значение "случая с санаторием". к началу войны из детей оставались в живых только моя прабабушка и ее младшая сестра, страдавшая сахарным диабетом. 
бешенковичский концлагерь оказался новоиспеченным соседом нашего дома. тут снова семья вспомнила, что они не латыши, но рижане. война для прабабушки стала трехлетним круглосуточным кутежом с летними завтраками, обедами и ужинами в саду и возобновлением знания, что она носитель разговорного немецкого. после - голод и супчик из лебеды и картофельных червей. моя прапрабабка умерла на тот момент. причиной стала чрезмерной эксплуатация собственного тела в годы войны. прабабушка осталась на попечении у своей бабушки. эта дряхлая старушка дотянет до своего столетия, четыреста дней земного прозябания в качестве бонуса. 
в пятьдесят втором корни сделали очередной оборот вокруг своей оси - в бешенковичи приехал двадцатилетний паренек из риги. не латыш, - боже упаси! - но рижанин. обрюхатив мою прабабушку-скорпиона во второй раз, он почуял, что дело запахло жареным. в устной хронике в главе энциклопедических вопросов и ответов этот эпизод фигурирует так:
- бешенковичи находятся во влагалище западной двины - ее самой низменной точке. видишь, куда течение гонит ее соки? - камера скользит на северо-запад от изгиба реки.
- да, вижу. 
- туда сбежал твой прадед! там рига и его дом. 
- там так хорошо? - небо захлебывается закатом в долине реки.
- да, там жили твои предки.
необратимое расслоение сетчатки глаз моей прабабушки не помешало ей без разбора приглашать в свое лоно мужчин. особенно ей везло на обладателей трипака или сифилиса. из всех приключений она выходила непорочной слепой девой (неоспоримый и единственный навык скорпионов) взрастившей двух дочерей и пережившей невообразимые тяготы войны. очень скоро она стала героем труда и обладателем лучшей коллекции тюльпанов в городе. она вязала четырехметровые покрывала кружевом, образцы узоров которых вы можете найти в разделах книг по декоративно-прикладному искусству, посвященных прусским землям, а ее успешные пророчества только увеличивали ее клиентуру. основная работа имела побочный характер заработка - теперь она могла обеспечить себя сугубо предсказанием судеб и произведением зелий различного свойства. 
страсть зельеварения эволюционировала, перейдя к моей бабушке - она стала поваром. первый ее муж сошел с ума и в пылу припадка пустил себе пулю в глотку из охотничьего ружья - пространство было очищено для экспериментов. будучи поваром в ресторане в центре витебска, она познакомилась с моим дедом - коренным москвичом, приехавшим в качестве главного инженера старейшего на территории беларуси аэроклуба. москвич имел странную фамилию, имевшую в корне белорусское слово "цурацца". тем не менее, бесчисленные поколения деда жили в центре москвы и это было неоспоримо. также неоспоримо, как мое предположение о том, что его дальними предками были белорусские ремесленники, согнанные в кандалах в отсталый город недружественного государственного образования несколько столетий тому. узнав о новом браке своего мужа, какая-то блеклая москвичка-филолог умерла, целенаправленно и чрезмерно наглотавшись пилюль, в предсмертной записке указав похоронить ее вместе с мужем. через пять лет умрет и мой дед - сердечный приступ сразит его за штурвалом вертолета.  с тех пор, на расстоянии пяти километров от витебска, существует двойная могила моего деда и какой-то москвички-филолога. я видела бесчисленное количество фотографий с ней; бесчисленное количество черно-белых фотографий в стиле "новой волны", где все в черных водолазках, искаженных в дневном свете кашемировых пуловерах и очках в роговой оправе. 
после приглашения своей матери, бабушка переехала в бешенковичи с двумя детьми. перебирая и пакуя вещи, она сожгла все ненужное во дворе своего дома - газовый баллон разорвался прямо у нее на глазах - кожа бабушки тщательно смешалась с шелком платья и жжёными кудрями ее волос. операция по пересадке кожи по цене была тождественна трём норковым шубам. будущая алкоголичка - но в то время просто студентка медицинского института - ее младшая сестра уговорила приобрести вместо этого норковую шубу. с тех пор ее сестра стала щеголять в шкуре жалкой твари, а ожоги, расплавившее ее лицо и тело, изменили бабушку навсегда. 
хроника отбросила никуда негодный материал и включила в себя мою мать. но это лишнее и ненужное я оставлю себе. как-нибудь потом расскажу и эту относительно новую часть семейной хроники, но не сейчас. теперь - лишь пребывание меня в потоках квазирелигиозного ужаса.