три месяца прошло с тех пор, как я безвылазно жила на корженевского. несколько дней назад - слои полиэтиленовых стен "юлы" и образы камбоджийских водопадов на всю стену. я впервые побывала на концерте, где играли пост-рок. там же - "i/dex" - первое живое исполнение эмбиента в моей жизни. потоки слез незаметно катились на круглые носы ботинок - Н. медитировала, облегченно прикрыв глаза. мне начинал нравиться район академии наук поздним вечером.
не хотелось приходить домой. четыре стены на корженевского символизировали отсутствие воли. слои пыли и мусора скапливались день за днем в течении тринадцати недель: на шахматном столике, креслах, шелковых чехлах ручной работы, кружевных накрахмаленных салфетках, розовом торшере с атласной бахромой. мысль об уборке приводила меня в сокровенный ужас, поэтому постель не признавала за собой функции быть застланной, стол - лишиться кофейных печатей в виде окружности, салфетки - избавиться от серого налета времени, чернильных и кофейных пятен, прилипшего и усохшего в таком состоянии риса. ковер должен был быть до отвала покрыт клубами пыли, спутанными с клочьями черных волос. не стирая белье и одежду, я утешала себя тем, что таким образом более всего похожу на богемного француза или героев аки каурисмяки, что, в сущности, было одним и тем же.
пришел декабрь. снег все никак не мог причастить землю. я стала ничего не есть целыми днями, пить только кофе, не засыпать по ночам, покупать швейцарские мятные леденцы в жестяных баночках. мне никогда не приходилось ненавидеть себя так, как той осенью. мне хотелось взять топор и отрубить лишние килограммы; ножницами отрезать лишнее с лица, пальцев, плеч. я просыпалась и засыпала злясь и ненавидя себя, свое тело. пища перестала существовать и была чем-то, что прокисает и создает на своей поверхности небоскребы из плесени. голод делал свое. обрюзглый мозг немного сконфуженно, но стал приходить в себя - я начала посещать университет.
О. согласилась пойти со мной на премьеру фильма вуди аллена. в этот же день нам предстояло коллективно закончить последний тест по информатике. с каждым разом компания, которая решала тесты за всю группу в стенах общежития, становилась все меньше.
шли по ульяновской - я бубнила под нос, что не хочу есть и что скопление людей не ослабит мой дух, хоть исследования и доказывают обратное. услышав это, К. Д. засмеялся в голос, пытался примирить с едой. все было без толку. опомнилась я уже за пряничным столом и неиссякаемыми тельцами воздушного зефира в трогательно ломающемся шоколаде (звук мартовского льда, дающего волю течению реки).
О. приказывала есть - я разыгрывала сумасшедшую, обнажая огромный рот. я выглядела как бесполый битник или ткачиха баухауза.
одной голодной и бессонной ночью я припомнила свою мечту времен поступления в университет и все мигом стало на свои места. я хотела заниматься историей веймарской республики. а точнее - гомосексуальными импульсами в кинематографе веймарской республики. эта лихорадочная мечта стала преследовать меня.
я знала о баухаузе и дада, видела много фильмов, но не могла смотреть без панического ужаса "м. город ищет убийцу", так как маньяк всегда совпадал с И. убийца собственноручно выдирал из орбит свои глаза, подобно тому, как И. смотрел на меня во время пар. казалось, что все не случайно.
так я нашла новый омут. веймарская республика была идеальной уже потому, что была мертвой. стало быть, она более всего подходила для моего удовлетворения. последнее должно было быть единоличным, только моим. веймарская республика была не прочь отдаться полностью без каких-либо обязательств с моей стороны.
но продолжим. полуженщина-полубог сидит на краю стула, втиснув в угол кухни тело, в котором отсутствует пищеварительная система. тело хохочет и улюлюкает на упреки О. - образ цинизма алым тряпьем опоясывает ауру.
сперва А. оставлял за собой роль наблюдателя, стараясь ехидно посмеиваться, скрывая желание присоединиться. затем - броски едких саркастических фраз и шуток, которые с успехом отражались парированиями снизу вверх и назад, ко мне, втиснувшейся в угол. тот, кто решается сразиться со мной за первенство в чувстве юмора должен наперед признать поражение. все остальные были зрителями, желающими узнать, что будет дальше. но А. сам не знал за первенство в чем он сражается и делает ли это вовсе. всегда с ним случается подобное - растеряв свои чувства и желания однажды, он выныривает уже из другого места и с совсем иным наполнением или вовсе без него. так было и в тот вечер. через несколько минут мы сидели на одном стуле. А. говорил слова, которые в подобных ситуациях не воспринимаешь вовсе - они просто не поступают в мозг. стало жарко и для усугубления эффекта А. стал поглаживать мою спину.
все были вовлечены в эту сцену. одногруппники смотрели на представление как на нечто, за чем нельзя не наблюдать. мне же казалось, что я в пенной ванной. пенная ванна, кишащая угольными слизнями. не все ли равно?! теплые вздохи, просачивающиеся в мои ушные раковины, трансформировали мое тело, будто бы оно было куском пластилина. ни сейчас, ни на утро следующего дня я не буду помнить в деталях того, что было. только куски огромных рук в кадрах и голос К.Д., О. вскользь фотографирует два тела, зажатые в угол - все это в мутной пелене.
но где-то вдалеке проплывал циферблат и фильм вуди аллена. оборвав неоконченный теплый шепчущий поток без смысла, я ушла вместе с О. воздух вечернего города бил колоколом в висках. жалкая комедия медовых оттенков смотрела на меня в упор в зале центрального кинотеатра. мы шли к метро, когда выпал первый снег. чистота пришла рука об руку с золотом ночного города. мы обстреливали друг друга снежками у здания кгб.
я приехала поздно, и путь домой от площади казинца напоминал об уничтоженных в моем сознании моментах, когда проходили этот путь вместе с И. он все еще скрёбся где-то во мне, воспоминаниями выворачивая внутренности наизнанку.
"в понедельник все узнают об этом. что ты будешь делать, И.?" - говорила я, саркастически усмехаясь золоту фонарей улицы Корженевского. было тихо и свет задрапировал безымянные деревья, свисающие плакучими ивами на дорогу. снег стёр все и кристаллами распадался в воздухе. я расплакалась, не сворачивая к дому, оставаясь неподвижно стоять и смотреть. все стало ясно и решение возобновить учебу или начать её в принципе казалось единственно верным путем. искусство веймарской республики уже скулило под дверью.
Комментариев нет:
Отправить комментарий