Ободрившись тем, что их не существует, розенкрейцеры распространяются повсюду.

– Как Бог.

– О, какая чудная идея. Посмотрим: Матфей, Лука, Марк и Иоанн – компания бездельников, собравшихся на тусовку. Они устраивают соревнование, выдумывают главного героя, коротенько проговаривают сюжет – и вперед. Остальное зависит от способностей каждого. Потом четыре варианта разбираются на семинаре. Матфей довольно реалистичен, но пережимает линию мессианства. Марк – неплохо, но нестройно, Лука пишет лучше всех, невозможно не признать этого, у Иоанна перекос в философскую сторону… В общем, к семинару присоединяются и другие, берут почитать курсовые работы. Когда ребята понимают, к чему все это привело, уже слишком поздно. Павел уже съездил в Дамаск, Плиний начал свое расследование по поручению обеспокоенного императора, легион сочинителей апокрифов делают вид, что они тоже достаточно много знают… читатель-апокриф, мой брат и мой двойник…  Петр слишком много берет себе в голову и серьезно относится к себе, Иоанн угрожает, что расскажет все, как было на самом деле, Петр и Павел подстраивают его арест, Иоанна заковывают в цепи на острове Патмос, и у бедняжки начинаются галлюцинации, кузнечик садится на спинку кровати, уберите саранчу, заглушите эти трубы, откуда столько крови… Его начинают честить: пьянчуга, склеротик… Что, если на самом деле все было именно так?

– Все было именно так.

– С этой точки зрения…

– И сама идея «точки» ошибочна. Точки начали расставляться наукой после Парменида, чтобы описывать, откуда и куда что-то движется. Но не движется ничто. А точка есть только одна: это точка, из которой порождаются в один и тот же миг все остальные точки. В своей наивности оккультисты прошедшего века, да и нынешнего тоже, доказывают истинность истины методами научной неправды. Рассуждать следует не по логике своего времени, а по логике Предания. Каждый храм й символом другого храма.

В этом отношении не существует разницы между одержимостью кавалос и экстазом святой Терезы Авильской или святого Хуана де ла Крус. Мистицизм – выродившаяся форма контакта с божеством. Инициация – результат долгого восхождения разума и сердца. Мистицизм демократичен, если не демагогичен. Инициация аристократична.

– Умственна и бесплотна?

– В определенном смысле.

Обстановка действовала на всех, полагаю, так же, как и на меня, то есть «заводила» до тошноты. Со мной уже случались подобные вещи на школах самбы в Рио. Мною было изведано психагогическое действие музыки и шума, то же, которому подвергаются наши бесноватые по пятницам и субботам в переполненных дискотеках. Немка плясала с выкаченными глазами, молила о забвении каждым членом своего истерического тела. Постепенно одна за другой прочие дочери святого впадали в экстаз, закидывали голову, плыли в невидимых струях, в море беспамятства. А одна она с напряжением, почти с плачем, измученная, как тот, кто в отчаянии не может достичь оргазма, и бьется, и задыхается, но не в силах выплеснуть гуморы, жаждавшая отрешиться от самообладания, она терзалась в его тисках. Самообладание не отлетало от нее ни на минуту, от бедной Брунгильды, наследницы хорошо темперированного клавира.

– А ты оглянись, – отвечал Диоталлеви. – Все эманирует от Господа, в сокращениях «цимпум». Наша проблема – это осуществить «тиккун», то есть возвращение, реинтеграцию Адама Кадмона. Тогда мы сможем перестроить все в соразмерную структуру «партсуфим». В структуру лиц, то есть форм, которые займут место сефирот. Восхождение души подобно шелковому шнуру для приверженного умысла. Оно помогает найти на ощупь и в потемках дорогу к свету. Так в каждый момент мир, сочетая между собой буквы Торы, тщится отыскать естественную форму, которая вывела бы его из чудовищной беспорядочности.

Но может быть употреблен для этого дела только женский таз, без полых и пористых, пустотных членов, втиснутых между чреслами и машиной, никаких эрегируемых тканей, одни только кожа, нервы, кости, обтянутые парочкой тесных джинсов, и сублимированный фурор эротикус, сводящая с ума фригидность, безразличная готовность ответа на чувствительность партнера и воля к распалению его желания без растраты, без собственного перерасхода; амазонка доводит до беспамятства флиппер и заранее смакует наслаждение той минуты, когда она его бросит.

Он закурил и притворился, что притворяется взволнованным – чтобы отвлечь внимание от искреннего волнения.

Ты умудрен. Но высшая мудрость, в это мгновение, состоит в том, чтобы знать, что ты узнал все на свете слишком поздно. Все становится понятно тогда, когда нечего понимать.

Может быть, он как раз сейчас переживает свой Случай. Он нашел мячик, муравья, травинку. И увидел в том, что нашел, бездну, а в бездне рай. Он тоже узнает это слишком поздно. Это хорошо, это правильно. Пусть он проживает вот так, один, день своей жизни.

— Маятник Фуко, У. Эко