омут. 47. ледник.

двадцать третье января '15-го года. 

его мать затем говорила, что когда его везли в операционную, то он звал Ангелину. человек, который никогда меня не любил называл мое имя пребывая в бессознательном состоянии. 

звонок кимбора изменил окружающее пространство: я четко видела как раскалывается огромная полость ледника и иссиня-черные внутренности под моими ногами образуют трещину, которая с каждым мгновением становилась все более необъятной; жуткий треск в голове, который сковал все мои движения.

дыхание сменилось дрожью и сердцем в железных щипцах полностью сливаясь с темным потоком бездны. краёв расколовшегося ледника - последней надежды на спасение - не только нельзя было более обнаружить, но сама надежда на это казалась наивной мечтой. 

кимбор говорил, что перезвонит мне, когда выйдет из театра, так как сейчас уже начинается представление, но что все же решился как минимум сообщить мне о произошедшем, зная, в каких мы отношениях с ильей. 

в каких мы отношениях? 

хотела бы я тоже знать об этом немного больше. 

...и откуда ему вообще что-то известно, если мы с ильей условились держать нашу связь в тайне? неужели все его друзья знают? как мартовская грязь на обочинах у проезжей части обрушилась моя роль в этом спектакле: тот самый винтик в общей системе, где мальчик бахваляется Своим Достижением, где женщина лишь переходный этап для дальнейшего его продвижения в картине мира его соплеменников. 

несмотря на все это, тот час или полтора были самым длинным столетием или тысячелетием в моей жизни. в абсолютной темноте я сидела на кровати, переводя дыхание, проверяя экран телефона: вдруг произойдет чудо и я обнаружу, что прошла минута. потом стала считать /отсчитывать секунды, пытаясь обмануть саму себя, замедляя счет, чтобы реальные секунды были куда более подвижнее. 

мой вес на тот момент приблизился к критической отметке: была 43 килограмма. ровно как и сейчас, спустя почти 11 лет. 

белые стены опоясывали плотность воздуха, белая воздушная тюль также льнула в том же направлении, снег вваливался через форточки, которая прорезала верхнюю часть окна. данность стояла напротив меня неприкрытой в почти порнографичной своей наготе: если он сейчас умрёт, то мне придётся последовать за ним.

                                                                какие у нас отношения?...с человеком, который меня никогда не любил.

просчитав до шестидесяти или ста несколько столетий подряд, я сама позвонила кимбору. никакой новой информации. от этого словно в бочку с ледяной водой головой вниз без права обернуться, выскользнуть из рук нахала, который посмел сотворить со мной нечто подобное. 

по-моему, он дал телефон матери ильи. не помню, когда точно это произошло. я не спала всю ночь, находясь при этом на тончайшей леске сознания, утешая себя, что каждую секунду болезненно, но нужно пережить хотя бы только потому, что время до сих пор не остановилось.

оставалась одна в Квартире, отчаянно нанизывая предположительное происходящее с ильёй, сотни раз проигрывая, изобретая новый горизонты и философскую, чувственную, логическую, событийную базу. 

наутро, такое же белоснежное как и вчера, я заставила себя выйти из дома. впервые слушала дельфина.

"мы с тобою - две капли разные

/тишина нажатой педали фортепьяно/ ...одной воды, слёзы облака.

                        разобьёмся... о землю стразами,

разлетимся... вокруг да около.

            бесконечное вниз стремление -----

награжденное / солнца взглядом ---

        принесет ` траве упоение ´

            нас с тобою положат рядом." 

я шла около четырех часов не останавливаясь по проспекту, парку горького, у дворца республики, возвращаясь через пулихова - всё иссиня-серо-белое. ни одного человека больше не было во всем двухмилионном городе. только я и въевшаяся мысль, что возможно с минуту на минуту мне придется умереть. 

ничего не ела два дня, не пила воду или кофе, чай. я готовилась к смерти и было бы странно поглощать пищу в такой нерелевантный момент. 

мои частые звонки кимбору становились все более навязчивыми. счет времени уже шел на часы, но иногда я с опаской все же цеплялась взглядом за стрелки часов на кухне и волна прежнего состояния вновь вбивала молотом в мое тело панику, тщательно перемешенную с иссиня-черной трещиной ледника. никакой информации о состоянии ильи по-прежнему не было и нужно было позвонить его матери, с которой я никогда прежде не разговаривала. каждый проплывающий час трансформировал мой звонок во все в более неуместное тело. будто бы я только спустя несколько суток вспомнила о существовании ильи и потому решила в шутку поинтересоваться что да как. мой страх телефонных звонков распространялся над стеснением перед его матерью, а тот в свою очередь распространялся на осознание того, что прошло уже несколько тысячелетий с момента происшествия. 

"это Ангелина" - произносила в трубку, смотрела на стрелки часов на кухне. 

"как хорошо, что ты позвонила!" - голос в ответ. об этой дежурной фразе я не решалась и мечтать. 

мне можно было приехать в больницу с визитом. 

                           ..    как это? 

человек, кусочек материи, исчезновение которого сулило синхронную погибель меня самой все еще здесь, живой, в абсолютно пустом двухмилионном городе. я могу, единократно сменив автобус на троллейбус, достичь края расколовшегося ледника. немыслимая дерзость. 

мне было объявлено разрешение приехать следующим вечером. 

мыла ковры щеточкой, чтобы заполнить минутные стрелки часов.