37. омут. алкоголь.

человек в рубашке становится за кафедру. отчего-то смущенный, отчего-то продолжая держать равновесие. этот человек никто иной как илья. я - за первой партой напротив, вместе с двухметровым мальчиком. у него отличная задница. он этого не скрывает, намеренно подчеркивая ее наличие узкими джинсами. однажды я этого не выдержала и со словами "вот это задница!" моя рука со всей дури припала к ней, воспроизводя звук беспощадного шлепка. он отразился искрами в ушах, жжением ладони. жжение походило на то,как если бы руку тщательно смазали перцем и горчицей. мне было хорошо.

илья стоит за кафедрой, формулирует мысли, воспроизводит их, но больше наблюдает, как чужие губы максимально приближаются к моему уху и я, то ли от слов, то ли от щекотки, заливаюсь смехом, продолжаю смотреть в упор на илью. обладатель отличной задницы обнимает меня, затевая образное перетягивание каната, где последним являюсь я сама. кричу "перестань!" - все это в переливах моего смеха. такого, что вся аудитория начинает мне подыгрывать. я не свожу взгляда с ильи. что-то обрывается, он забывает слова, краснеет, отходит от кафедры, чтобы прийти в себя, пропускает через пальцы волосы, улыбка обезоруженного человека, устремленная на меня, разрывает его лицо. он поддается, хочет кричать от счастья, очевидно, - я впервые за три года посмотрела ему в глаза. на фоне преподаватель сетует на то, что я очередной раз сорвала пару.

он перестал говорить по-белорусски и, в один из вечеров, защищал проект по педагогике о преобразованиях в сфере образования. когда он  озвучил пункт по поводу тотального перевода учебных заведения на белорусских язык, я резко вмешалась в монолог со словами "почему же ты сам не говоришь по-белорусски?" - молчание в ответ. было очевидно кто победил в нашей локальной войне. было ясно также и то, что он создан для того, чтобы проигрывать мне. я - чтобы побеждать, порабощать проигравшего. ему нравится подобное развитие так же, как и любить меня по причине того, что я виновник того, что он испытал три года назад и никогда не сможет испытать снова. он будет тщетно пытаться, застряв в этом круговороте. он будет искать пути для симуляции, находить их в унижении меня на виду у других и создании образа меня как тоталитарного монстра, тем самым приближая свой уровень развития к моему. я не буду возражать, пренебрежительно относясь к такой тактике и самой концепции необходимости наивного разыгрывания первых мгновений любви. для меня будет важно движение, эволюция действий, а не судорожные усилия, направленные к консервации. но все это позже. сейчас - он молчит, не уставая удивляться, что я вновь смотрю на него в упор. молчание окутывает аудиторию, и мерное ожидание дает нам время, около минуты, для очередной борьбы с помощью взгляда в упор. ватная тишина. я не могу спрятать свое осуждения за то, что он сдался, прекратил борьбу, не говорил по-белорусски.

был конец декабря, когда я сдавала психоисторию. условия сдачи заключались в том, что те, кто успешно напишет эссе на тему применения психоисторических методов в своей курсовой, получит автомат. я писала об образе новой соборности в архитектуре германии 1919-1923 гг. результатов нам не озвучили и всю ночь я готовилась, не надеясь на автомат. кто-то заметил: "а можа гэта, табе аўтамат?", "да. пулемет, блять!". было весело и страшно. двое из всей группы получили "+-", нанесенное на первом черной синей ручкой, только на моем торжествующее "ОК!". я, в обнимку с другим обладателем автомата, чуть не вышибла дверь на выходе. на улице меня ждал илья. конечно, не смотря в мою сторону, почти неощутимо, но он ждал меня с целью проводить впоследствии. это было негласно очевидно. я прошла мимо, мысленно отмахиваясь от него, словно от чумы. было неинтересно. я не хотела терпеть кого-то рядом в то время, когда испытывала высшую точку удовольствия. это был сугубо эгоистический акт моего интеллектуального успеха. все, что мне было нужно, - доказательство того, что он все еще принадлежит мне одной. и это необходимое мне доказательство было с лихвой продемонстрировано в первую зимнюю ночь. 

его подруга пыталась убить меня взглядом всякий раз, когда я проходила мимо. что поделать? она действительно его любила, любила бесхитростно, так, как любят животные, необремененные интеллектом, так, как любят женщины, которые хотят безгранично подчиняться мужчине. она прочла всю нашу переписку, ждала его три пары подряд у аудитории. она была достойна моего презрения уже потому, что в ней на тот момент теплился потенциал брюхатой бабы до мозга костей, больше ни на что не способной. существуют такие персонажи, которые от рождения и до самой смерти остаются брюхатыми, более ни на что не годными, кроме как рожать детей и лизать задницу своему мужу, ложиться под каждого и при всем при этом быть никуда не годной в постели. я же, в свою очередь, была не согласна с тем, чтобы отдать илью такому никчемному куску мяса, и была рада посодействовать надлому, за которым должен был последовать разрыв их отношений. после первого декабря я терпеливо ждала неизбежного. конечно, илья был мне не нужен и никаких планов на его счет не существовало. но все то, что я позволила ему узнать, книги и фильмы, а также мое мировоззрение, которое я позволила ему лицезреть, давали ему гарантии того, что я не буду оставаться безучастной к его жизни. 

начинался новый семестр, и февраль грозил стать тем месяцем, когда мы с наташей начнем создавать легенду. для девы важно создавать культ или его подобие, чтобы совершать неукоснительный обряд в его честь. предметом, вокруг которого водружался культ, стала водка. отправная точка обряда - это воспоминания о песнях, которые устойчиво парализовывали мускулы посетителей третьесортных заведений, где женщины с синими тенями на веках распивают алкоголь. 

мы вспоминали в перерывах между парами, смакуя каждый отдельный звук припева, раскачиваясь сидя в обнимку в середине рядов скамеек аудитории, смущая одногруппников или весь поток. в их лицах, попеременно направляемых, оборачивающихся в нашу сторону, можно было прочесть лишь "я действительно слышу сейчас именно это?". мы писали на заранее выбранном островке обратной стороны обложки тетради, месте, где постепенно был выгравирован список из сорока восьми песен с сопутствующими им сносками, которые констатировали, кому та или иная песня будет принадлежать и что именно (петь/танцевать) планирует ее обладатель. после подобных приготовлений дело оставалось за малым: найти на песни из списка музыку без слов, распечатать слова каждой из них, сшить их в общую программу и пометить на ней характер действия, будь то совместный танец, "соло наташи", дуэт. все должно было быть противоестественно чистым, вплоть до напитка, которому предстояло стать ключевым элементом обряда. 

до этого мы пробовали пить шампанское, хеннеси, шли втроем с настасьей в магазин за десять минут до его закрытия. по пути мне волшебным образом удавалось уговорить бабуль купить (наобум, вдруг пригодится) пару-тройку бутылок шампанского. по дороге домой мы смеялись так, словно на дворе не стояла глубокая зима до боли в скулах. фонари на нахимова и велозаводской обволакивали все доступные островки постановочным светом. казалось, вот-вот кто-то резко скажет "снято!" и это чудо прервется, а мои попутчики безучастно разбредутся в разные стороны. потому мы были счастливы так, будто бы вдыхаем в последний раз воздух. в стельку пьяные, мы сидели на кухне, зажигали свечи в хрустальных подсвечниках, красили губы багровой помадой, засыпали не помня себя. 

- под эти песни подойдет лишь водка, - наташа говорила.

- и соленые огурчики, - подыгрывала я. 

- и пюрешечка.

- будем запивать водку минеральной водой. 

- у тебя есть грибы? я обожаю маринованные грибы твоей мамы. 

- я все устрою, конечно же. 

изначально было очевидно, какая дата будет выбрана в качестве начала нашего вечного обряда. это было восьмое марта, и весь день я провела над огромной темно-зеленой тетрадью в твердой обложке - вместилищем моей будущей курсовой. я сидела практически неподвижно, изредка заваривая кофе в турке и вовсе не употребляя пищу. моя прокрастинация завершилась решительными росчерками, которые намечали и конкретизировали работу, которую необходимо было предпринять в течение последующих семидесяти дней. можно было практически бездействовать, т.к. я довольно много писала об архитектуре веймарской республики полтора года назад, планируя включить часть, посвященную архитектуре, в прошедшую курсовую работу. этих заметок вполне должно было хватить на полноценную исследовательскую работу этого года. продолжая оставаться в подобных счастливых мыслях, я откликнулась на вибрацию телефона - наташа уже вышла на "пролетарской". я последовала ей навстречу, по пути нащупывая сигареты. 
все небо опоясывал ядовитый закат с пурпурными и охристыми переливами. мы встретились у крошечного рынка, параллельного кинотеатру "ракета", купили "стумбрас" - литовскую водку (а потому дорогую) белорусского разлива (а потому не очень), которая станет ключевой маркой наших легендарных вечеров и ночей. меня привлек дизайн и, т.к. я всегда выбираю объект по внешней характеристике, то ничего не оставалось, кроме как купить "стумбрас" и не разочароваться в ней никогда - любовь с первого взгляда, что ни говори. 

я доставала китайскими палочками крошечные маринованные огурчики, формировала из них на огромной белоснежной монолитной тарелке миниатюрную пирамиду в самом центре. наташа же, в свою очередь, была полностью поглощена маринованными грибами и пюре. 
мы начинали жутко стесняясь, будто впервые раздеваясь друг перед другом. изначально выпив две рюмки, все постепенно смягчилось, приобрело привычный тон. после пятой становится хорошо, будто бы всю ночь провел в теплой ванне. после шестой водку пьешь словно воду. после восьмой бутылка кончается. вновь мы бежали в супермаркет за двадцать минут до закрытия последнего. далее - все в тумане. я звонила илье, сидя в кресле на кухне, освещаемой фонарем с улицы, спрашивала как смотрит его амеба на то, что он разговаривает со мной, а через тонкую стену сидит она - на фоне наташа кричала "И У ЛЮБВИ У НАШЕЙ СЕЛА БАТАРЕЙКА", я хотела к ней. 
по мановению ока мы собрались в антоновский парк. на журнальном столике, поверх которого была накрахмаленная белоснежная салфетка, лежала вечная коробка "собрания". пытаясь положить ее в карман и одномоментно выключить бра на стене, рукава задевали норвежский бокал из тонкого стекла. казалось, я восторженно наблюдала за его падением целую вечность, ожидая того, что он неминуемо, несмотря на незначительную высоту столика и ковер под ногами, разобьется вдребезги. спустя бесконечность я улыбнулась, радуясь свершившемуся, свет погас и мы, как ни в чем не бывало, вышли во двор. будучи не в состоянии идти раздельно, мы были вынуждены обхватить друг друга руками. при всем при этом нам удалось в два шага пересечь дорогу, скатиться по склону, который отделял парк от дворов сталинок. наташа, пожелав выкурить первую сигарету в своей жизни, была глубоко разочарована, когда в моем кармане не нашлось зажигалки. было два часа ночи, кромешная тишина и темнота. 

- нет? сейчас найдем. по крайней мере, здесь всегда есть люди, - людей, конечно же не намечалось. 

- ЛЮДИ! - через мгновение где-то в 30 метрах от нас показался едва заметный огонек сигареты. 

- подожди, сейчас спрошу, - наташа не отвечала, была не в состоянии этого сделать. я в то мгновение уже шла на едва заметный огонек.

- извините пожалуйста, но не найдется ли у вас зажигалки? - говорила я, сама себе удивляясь, как мой язык мог функционировать, отскакивать от зубов, нёба, воспроизводя тем самым слова. 

мое серьезное выражение лица заставило невидимого человека тут же впустить зажигалку в дело. и если бы мои губы не сжимали сразу два золотых фильтра, то можно было бы предположить, что я вполне вменяема. 

- там ваша подруга упала, - бросил  неосязаемый с чувством обеспокоенности. я же, повернувшись назад и ничего увидев, (так как в моих глазах давно уже стояло нечто космическое, иные миры, возможно) махнула рукой туда, где предположительно покоилось тело. 

- она просто устала, - сказала я бескомпромиссно, так, будто "сказанному верить". 

невидимый человек охотно согласился с моим утверждением. я же в тот момент была в недосягаемости, лежала почти не дыша, соприкасаясь рукой с рукой наташи, протягивая ей сигарету. мы смеялись, расточая откуда-то взявшиеся слова про молодость. вокруг нас водоворот звезд воздействовал должным образом: 

- мы никогда не сможем встать, наташа.

- нам нужно как-то дойти до дома.

- такое чувство, что мы на крошечном острове, а вокруг бесконечный океан. 

какое-то время мы ползли, наверное. затем встали на ноги.

железная лестница, которая вела из парка вверх на улицу, казалась бесконечной. мы сосчитали миллиарды пройденных ступеней, в перерывах успевая подбадривать друг друга. представлялось, что наша цель едина, а сама квартира была для нас ни чем иным как наличием уборной. 

когда шпингалет на двери был задвинут и наташа мигом направилась в желаемую нами двумя точку, раздался звонок телефона. 

- ты звонила, но я не мог говорить. сейчас оправил ее домой. мне приехать? 

- Я СЕЙЧАС ОЧЕНЬ ЗАНЯТА, - эти слова уже не могли быть направлены в динамик - телефон, отвергнутый мною со стуком ударился о пластиковою крышку первобытной стиральной машины "алеся". 

рано утром процесс излияния из себя всего вещественного возобновился с новой силой. мы умирали до обеда. после двух пошли в крошечный магазин на углу, купили "дариду" и два семейных мороженных. для большей атмосферности я включила телевизор, где на тот момент шли "сумерки". наше новое развлечение заключалось в том, чтобы наиболее едко оскорбить интеллектуальные способности главной героини. 

со следующего дня я могла во всем своем великолепии наслаждаться очередным срывом. я импульсивно начала покупать полукилограммовые торты-мороженное (иногда два в день), сладкий творог, сырки, слойки с вареной сгущенкой, ванильные сухари и шоколад. все это я запивала кефиром с изрядной долей корицы в нем. ежедневно я ела до тех пор, пока не достигала ощущения, что мое сердце вот-вот остановится или оттого, что я не хочу впредь в этой жизни употреблять пищу. я клялась, что с завтрашнего дня буду жить исключительно за счет кофе. в иные дни так и было, но в большинстве своем март был ничем иным как судорожным посещением супермаркета, где на скорую руку закупался привычный список: 2-5 слоек с вареной сгущенкой, торт-мороженное, йогурт, 3 глазированных сырка, кефир. я все никак не могла остановиться. как-то между делом поздно ночью звонил илья, просил о встрече и получал естественный отказ, таким же естественным образом моя курсовая была написана. 

признаюсь, я поглощала пищу в неимоверных количествах больше всего по той причине, что мне это нравилось. я неустанно восхищалась возможностью набрать 10-15 килограмм за один-два месяца. они были пленительны в том плане, что их можно было сбросить с себя так же мгновенно, как они были приобретены. эта скорость всегда была желанной. я ела до тех пор, пока не находила успокоение и явный, существенный повод сбросить груз. этим поводом всегда было само количество лишнего веса. я ела и думала: "нет, еще слишком рано. не сейчас. я должна стать по-настоящему отвратительной самой себе". и это отвращение в конце пути было истинным счастьем, символизирующим начало очищения и прекращение употребления пищи. ровно также как в чрезмерном употреблении пищи, так и в полном ее отсутствии, я находила покой. равным образом эти два процесса со временем надоедали, заставляли кардинально менять одно на другое. все же отсутствие казалось более достойным объектом, чем наличие и, стало быть, я тайно отдавала предпочтение первому. так я блуждала между 42 и 55 килограммами, и этот процесс казался оправданным. 

25 марта я возвращалась поздно вечером с занятий, окончательно решившись закончить цикл чрезмерного употребления пищи сегодня же вечером. купив огромную пачку печенья и кефир, я вновь предалась гедонистическому акту, легла в постель полностью спокойная ровно в полночь. спустя час я проснулась, судорожно схватив телефон. никто не звонил. я смотрела на экран с минуту, пока на экране не отразился номер без имени, номер ильи.