Мы красили батареи и двери на кухне, слушая фривольности друг друга, которые тонули в испарениях бежевой водоэмульсионной краски. В тот вечер я осознала полностью ту меру, в какой мы не сходимся с О. по всем параметрам. Отсутствие вкуса, голос высоких частот и нескромные факты из ее личной биографии, которые нескончаемо сыпались как из прорех во время монологов – все это вызывало жалость. Именно последняя будет мною руководить в стремлении как-то облагородить помимо Квартиры еще и О. Все же, факт оставался фактом – стыд от самого существования бок о бок с О. не давал мне покоя.
Спустя несколько дней после ее переезда мне исполнилось восемнадцать. Это черта казалась настолько несущественной, что я, спрятав в выдвижную полку пару сотен долларов и не желая с ними расставаться до гробовой доски, симулировала безденежье, которое оправдывало мое игнорирование данного праздника.
Когда наступило пятнадцатое мая, то я не ощутила ничего, кроме одиночества. Пасмурная погода, которая, как это всегда бывает в день моего рождения, сменялась грозами, дождями, импульсивными вихрями ветра и испепеляющим скалящимся солнцем, лишь усиливало ощущение моей нерадивости. Сколько я себя помню, всегда в этот день нечто свыше будто бы измывалось над самим собой. Все же, как и в убежденности с ранних лет в своем уродстве, я научилась ощущать в этом лишь преимущество, которое гроздями, подобным нескончаемым пузырькам в слюне, скапливалось где-то внизу живота. Как-то спонтанно, возвращаясь домой с лекций и вспоминая подарок родителей – планшет фирмы эйпл последнего поколения –, я ощутила прилив чистейшей пустоты, беспристрастия. Сохраняя это настроение, я позвонила двум одногруппницам, которые более всего ладили с О. Так через пару часов началось, ничем не примечательное, унылое празднование моего дня рождения.
К счастью, гости не задержались надолго и, сразу же после их ухода, я констатировала: «Мне восемнадцать и я хочу не стесняясь пойти и купить бутылку вина и пачку сигарет». Кажется, именно с этого момента началась наша с О. инициация жизни в качестве соседей. После вина откуда-то ненавязчиво появилась водка, которую мы купили пару дней назад, чтобы делать компрессы от простуды. Моя первая кристально чистая, но вязкая водка. Все казалось диким и таившим в себе мириады звездной пыли, от которой горло, латентно воспроизводя беспричинный хохот, но оставаясь при этом бесшумным, нет-нет да срывается, вынуждает губы искривляться в улыбке идиота ощущающего зенит счастливого момента.
Через несколько дней весь наш поток узнал точный адресат прохождения археологических и этнологических практик. С.П. сказал, что И. распределили в Осовец вместе со мной. Не знаю, что мне казалось более нелепым – то, что я буду жить в палатке в болотистой местности по соседству с И. или то, что я вновь окажусь в районе своего родного городка.
В детстве именно Осовец был для меня, как и для многих в моем городе, предметом гордости и, одновременно, чем-то ирреальным. Каждый год на протяжение всего лета в городе Б. судачили о новых находках или о их неимении. Это же повлекло за собой и направленность моих фантазий – все свое раннее детство я мечтала стать археологом или криптозоологом. Теперь же оказалось, что я буду в Осовце вместе с мною ненавистным И.
Как ни странно, но спустя несколько часов после мыслей о подаче заявления на переход в другую археологическую группу, я полностью смирилась с судьбоносной случайностью, которая теперь стала трактоваться как вызов моей глубинной боязни мужчин. В итоге ничего другого не оставалось, кроме как обронить: «Что ж, значит нам суждено быть с тобой. В июле ты станешь моим без остатка».
Началось лето. На тринадцатое число июня был назначен экзамен, который я заведомо знала, что не сдам с первого раза. Все же, это не отменяло тот факт, что к каждому экзамену я рьяно готовилась, выпивая многочисленные литры кофе, попутно открывая для себя кинотеатр «Ракета» на соседней улице и несколько раз в неделю захаживая туда на ретроспективы времен Веймарской республики.
В это же время у меня началась цикличная любовная эпопея. Ее звали Любовь, будто в подтверждение нашего вечного разбирательства на любовную тематику. Кажется, всю мою жизнь она будет для меня эталоном того, какой должна быть женская сцена ревности, стяжательства в сфере чувств и желания обладать.
Раз в несколько месяцев я акцентировала внимание Любы на том, что ничего к ней не чувствую. Что и говорить? В преддверии этих моментов мне было скучнее некуда, поэтому я желала поразвлечься давно изобретенным способом – надавить на вечные незаживающие раны. В течение нескольких дней я посвящала пару часов своего вечернего времени на сочинение холодных ответов, адресованных Любе. Казалось, ее влюбленность от этого лишь удваивалась, если не утраивалась. По крайней мере, моя самооценка всякий раз при этих эпохальных любовных сценах воспаряла до небес. Что чувствовала она было несущественно. Мой холод, казалось, заполоняет все близлежащие сточные трубы. Это было куда важнее, чем чувства кого-то, а не меня.
Попеременно мы пили с О. алкоголь, ходили на «Маргариток» в Ракету или смотрели «Древо жизни» на кухне. Ей все это не нравилось и я была поражена таким глубинным отсутствием вкуса у живого существа, который даже по наитию не может ощутить, что представляет собой чувство прекрасного.
Я провалила экзамен вместе с О. Будто бы кто-то умер. После этого спала несколько дней в сумерках и тумане, просыпаясь и осознавая нечто невозвратимое, прокручивая в тысячный раз вариации сценария экзамена, наблюдая за тем, как О. тщетно пыталась его пересдать, надеясь при этом сохранить стипендию. Как-то выкарабкавшись и получив за все остальные экзамены восьмерки, вновь стало пусто и хорошо.
О. уехала. Я же, разгуливая по тусклому городу пешком, бродя по букинистам и покупая все необходимое для предстоящей археологической экспедиции, вновь почувствовала себя счастливой. Одногруппники, которых спонтанно встречала вечерами у главного корпуса университета, не смотрели на меня с презрением из-за произошедшей неудачи, прохожие с упоением останавливали велосипеды у кустов шиповника и вдыхали запах сорванных цветов, а я шла домой с сопливым сборником стихов Ахматовой в одной руке и пакетом зеленых яблок, купленных на рынке возле кинотеатра «Ракета», в другой. В сумеречной тишине Квартиры-сталинки я, полулежа на диване, насыщалась, как мне казалось, инородной душой, распластавшейся на страницах книги. На самом деле – и я это прекрасно осознавала – все было попыткой наслаждения тем, чье имя одиночество.
Комментариев нет:
Отправить комментарий