крик в ночи.

в шесть лет был написан мой первый рассказ. он мечтательно повествовал о розовом слоне, который попал в бурю. слон был в ужасе метался из стороны в сторону - рассказчик швырялся мудростью, служил образчиком моральных ценностей.

огромный успех этого моего рассказа в кругу родственников, знакомых моих родителей, учителей был обусловлен наверное тем, что опыт в написании как таковой во мне отсутствовал. я исподволь умудрилась схватить тот порыв, который моментально разлился по моему телу, стал аурой вокруг. 
будто бы только и делала всю жизнь, что писала - так мне казалось в тот момент, когда я преступила заветную черту творчества. эти неисчерпаемые возможности повествования были неимоверны, непостижимы в своем нигилистическом характере.

никто не знал, что прообраз истории - я из ночи в ночь. с самого раннего детства меня терзала бессонница. то ли оттого, что с четырёх лет я насильно была помещена в одинокую зеленую комнату с таким же зеленым балдахином над кроватью, то ли оттого, что мне повсюду слышались ночные голоса... приход ночи уже символизировал для меня катастрофу - все мои мысли и тело были охвачены отчаянием. каждую ночь снились кошмары, а балдахин, всякий раз оказывавшийся у меня в этот момент на лице, с остервенением начинал меня душить.  просыпалась от дикого вопля извне по ту сторону сновидений. 

смотреть в темноту и ждать, что существа, которыми насыщена комната доверху, поглотят меня. это ожидание и было пыткой. начинали зудеть гнилые зубы и весь мозг содрогался в пульсации нервных окончаний.

затем наступали предрассветные сумерки. понемногу, еле слышно, я начинала различать очертания предметов. открывала глаза пошире для того, чтобы хоть этим ранним утром проследить неумолимую освещаемость следов мебели, потолка. теперь я могла высвободить руку (но лишь одну, чтобы не слишком искушать существующее зло вокруг) из тисков удушливого одеяла. моё тело было мокрым, так как всю ночь я не смела пошевелиться. иногда я была вынуждена прятаться под одеяло с головой -  на меня не прекращаясь давили едва различимые шорохи, которые сдавливали перепонки. звуки превращались в симфонию в моем взвинченном мозге. я не помнила себя от страха, находилась в оцепенении несколько часов. с каждым новым мгновением ждала смерти от разрыва сердца или же нападок того неосязаемого, что  с настойчивостью склонилось надо мной. 

предрассветные сумерки уже в то время были моей любовью. это чувство действительно испещряло мой рассудок, когда вещи еле-еле начинали проявлять себя. затем чёткими становились не только книжная полка, шкаф, стол, ковёр, но и до малейших деталей орнамент на обоях, вырисовывались одна за одной корешки книг, безделушки. я со всей искренностью, бродившей тогда во мне, была готова окутать каждую освящённую сумерками частицу своим ликующим обожанием. мне нравилось серое бессолнечное небо - символ таинства наступления земного дня. растекалась в признательности за то, что смогла выжить и этой ночью.